Разделы сайта
Выбор редакции:
- Уединенный храм (церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи) в Коломенском-Дьяково
- Николая Чудотворца у Соломенной Сторожки
- Постный гороховый суп: рецепты и особенности приготовления Гороховый суп рецепт постный с картошкой
- Шейка свиная в духовке целым куском: лучшие рецепты приготовленияP
- Как приготовить тонкие блины на молоке
- Японская выпечка: описание, рецепты приготовления Японское печенье из фасоли: пошаговый рецепт
- Куриное филе в горшочках
- Хачапури на сковороде к завтраку – быстрый рецепт с творогом или сыром фото
- Вкусные низкокалорийные блюда для похудения
- Как варить овсяную кашу на молоке и воде
Реклама
Значение морковин николай петрович в православной энциклопедии древо. Священномученик николай морковин, пресвитер Священномученик николай морковин |
Терпел узы в 1929 — 1933 годах на ст. Пинюг кировской области. «Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг». Родился 15 мая 1889 года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии (Бежецкого района Тверской области) в семье псаломщика. В 1913 году он окончил Тверскую духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей. В том же 1913 году был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района. В 1929 году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе «от выполнения… общегосударственных заданий» и в сопротивлении «представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей» и отправлены в ссылку в Вологодскую область. Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику: «Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей. Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня – на пять лет, а жену – на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы…» Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: «Коля, Коля». Он обернулся и не поверил глазам – это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице. Из писем о. Николая: «Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм… В общем, пока работать можно и кормиться… По последним письмам известно, что две дочери, Юля и Нина, в школьных работниках, а старший сын Николай, пятнадцати лет, остался дома за хозяина и хозяйку: сам все делает, стряпает и прочее. Интересно, какое правовое положение будет Манино? Домой она отправилась 19 декабря, в самый Николин день в шесть часов вечера… Теперь она уже дома, в своем родном уголке, среди деток. Как она сейчас счастлива!.. Теперь я один, и не успела уехать Маня, как перемена – с месячного оклада сняли и назначили возчиком лесоматериала. Работа сдельная, с кубометра. Расценки дешевые, не больше рубля в день. С отъездом Мани деньгами издержался, даже влез в долги. А как раз сейчас возчиков снабжают всем необходимым: бельем, одеждой и обувью. Нужно выкупать, а денег нет… Живу в очень неблагополучном положении, а в особенности в гигиеническом. Живу в бараке на верхних нарах. Людно, грязно, темно и заработок неважный, около одного рубля в день. Продовольствие по заработку, а поэтому питание скудное. В настоящее время есть еще немного картофеля, а то один, один и один хлеб и тот в недостаточном количестве. Из дома что-то давно нет никаких известий. Почему, не знаю. Одно письмо Маня прислала только что по приезде домой. Вожу сейчас лес на станцию Пинюг. Работа не тяжела, но не интересна в оплате труда. Погода сейчас здесь морозная. Морозы выше 30 градусов, но здесь они не так страшны, как у нас, ибо лесно…» 26 февраля 1938 года тройкой при УНКВД по Калининской обл. священник был приговорен к расстрелу. Причислен к лику святых новомучеников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания. МолитвословияТропарь, глас 3: Кондак, глас 2: Величание: Священномученик Николай Морковин Священномученик Николай родился 15 мая 1889 года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии в семье псаломщика Петра Морковина. В 1913 году он окончил Тверскую Духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей. В 1913 году Николай Петрович был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района. В 1929 году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе «от выполнения… общегосударственных заданий» и в сопротивлении «представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей» и отправлены в ссылку в Вологодскую область. Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику: «Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей. Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня – на пять лет, а жену – на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы…» Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: «Коля, Коля». Он обернулся и не поверил глазам – это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице. Отец Николай писал своему старшему брату-священнику, отцу Леониду, и его супруге Елене: «Дорогой брат-крестный и Лена, здравствуйте! Письмо ваше мы получили 9 октября сего года, которому я был так рад, что не мог удержаться от слез, заплакал. Его я получил, придя только что из Пинюга в барак, без Мани, она осталась в Пинюге получить свой инвалидный паек (15 фунтов муки на месяц). От избытка чувств и мыслей не знаю, что вам и писать. Начну с того, что я потерял надежду иметь хотя письменную связь со своими кровными родными, и в том числе и с тобой, дорогой крестный. Больше этого, стал иметь обиду за то, что все родные меня забыли за время нашего пребывания на чужбине, ни от кого строчки-весточки. По приезде моем на чужбину, когда еще с Маней находились врозь, без копейки денег и куска хлеба, я писал всем родным, знакомым и своим духовным чадам воззвания о материальной и моральной поддержке, но в ответ на мой буквально вопль ни от кого ничего… Из первых строк твоего письма видно, что ты от меня писем не получал и истинного положения моих дел не знаешь. Кончается срок отбывания на чужбине не мой, а Мани, а мне еще нужно отбывать три года, так что, дорогой крестный, бывают такие грустные минуты, что теряешь надежду, что вернешься домой и увидишь своих бедных деток-сирот, и такие тяжелые минуты стали часто повторяться ввиду близкого отъезда домой истинного содруга в жизни, Мани, которой нужно честь отдать, что крест свой перенесла почти безболезненно. Она жива, здорова и в полном разуме и памяти, только лишь получила болезнь “порок сердца”, по признанию медиков. Лично я думал, что она не перенесет такой, кажется по нашему человеческому разумению, тяжелый крест, но тут к месту слова Святого Писания, что каждому верующему в Него, то есть в Бога, крест дается по силам и каждому человеку, имеющему веру хотя с зерно горчичное, все возможно. Вот как раз она-то, благодаря Божьему Промыслу о нас и добрым людям, искру еще сохранила… Скажу пока немного о себе. Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм… В общем, пока работать можно и кормиться… Прости меня, дорогой крестный, за мою обиду на тебя, что ты забыл в трудную минуту. Теперь я стал богач, но не тем преходящим, что гниет и тлеет, а тем, что остается смертным до гробовой доски, то есть богатством жизни духовной. За время пребывания в исправительных домах и чужбине приходилось самоуглубляться и искать причину страданий, и я всегда приходил к заключению, что причина – это наше “я”. Вот со слезами на глазах кончаю сие письмо… Дорогие родные брат-крестный с Леной и племянничек Вася с женой, здравствуйте! Крестный, твое письмо второе я получил 2 января 1932 года, за которое весьма благодарю… От души жалею брата Шуру и его супругу с семьей. Но, чтобы смягчить чувство грусти о переживаемом и этим самым поддержать дух бодрости, из своего личного опыта обращаю свой взор на общий… плач и рыдания ныне живущих на Руси граждан, даже вольных. Наше личное горе и потеря большей части материальных благ есть капля бушующего житейского моря. А в таком случае более чем когда-либо сознаешь необходимость верного крепкого корабля – это веры в Промысл Божий, ведущий нас ко спасению, сознанию нашей предыдущей прежней жизни. И вот когда проанализируешь свою прошедшую жизнь, в особенности в сане иерея Божия, то приходишь к заключению, что это по делам нашим. Жалею брата Шуру больше и потому, что его здоровье слабо, но, с другой стороны, утешаешься тем, что у него, как говорится, золотые руки, то есть он знаком с некоторыми ремеслами, как-то: столярничество и тому подобное. А это в ссылке весьма важно. Некоторые в ссылке устраиваются не хуже, чем дома. Нам, служителям культа (оставшимся верными ему), только везде презрение, хотя и нужда в технических работниках. Мои товарищи по работе в конторе по счетоводству давно получают уже по 100 рублей жалованья, а я, как верный страж Церкви Христовой, перекидываюсь с одной работы на другую. Но все-таки имел возможность уделять малую толику и своим деткам. Я вполне убедился, что “Бог сира и вдову приемлет”. Им Бог дал разум жить самостоятельно. По последним письмам известно, что две дочери, Юля и Нина, в школьных работниках, а старший сын Николай, пятнадцати лет, остался дома за хозяина и хозяйку: сам все делает, стряпает и прочее. Интересно, какое правовое положение будет Манино? Домой она отправилась 19 декабря, в самый Николин день в шесть часов вечера… Теперь она уже дома, в своем родном уголке, среди деток. Как она сейчас счастлива!.. Теперь я один, и не успела уехать Маня, как перемена – с месячного оклада сняли и назначили возчиком лесоматериала. Работа сдельная, с кубометра. Расценки дешевые, не больше рубля в день. С отъездом Мани деньгами издержался, даже влез в долги. А как раз сейчас возчиков снабжают всем необходимым: бельем, одеждой и обувью. Нужно выкупать, а денег нет. Дорогой крестный и племянничек Вася, если это возможно для вас, то пришлите, сколько можете, деньжонок, хотя даже взаимообразно, до летнего сезона, когда заработок бывает больше. Письмо я получил вечером, а пишу ночью и спешу, а поэтому пишу небрежно, а потому прости. После работы на холоде сон одолевает… Крестник Николай Дорогой братец-крестный Леня и племянничек Вася со чадами, здравствуйте! Посылку и письмо получил, за что приношу глубокую благодарность. Дорогой крестный, как дорога, как ценна твоя, сознаю, может и не по силам, помощь материальная, а также весточка от кровно родного человека в чужом краю, если бы ты знал! Я даже не знаю, чем, когда и буду ли иметь возможность тебя отблагодарить. Живу в очень неблагополучном положении, а в особенности в гигиеническом. Живу в бараке на верхних нарах. Людно, грязно, темно и заработок неважный, около одного рубля в день. Продовольствие по заработку, а поэтому питание скудное. В настоящее время есть еще немного картофеля, а то один, один и один хлеб и тот в недостаточном количестве. Из дома что-то давно нет никаких известий. Почему, не знаю. Одно письмо Маня прислала только что по приезде домой. Вожу сейчас лес на станцию Пинюг. Работа не тяжела, но не интересна в оплате труда. Погода сейчас здесь морозная. Морозы выше 30 градусов, но здесь они не так страшны, как у нас, ибо лесно…» По окончании срока ссылки в августе 1933 года, отец Николай вернулся в Тверскую область. Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) направил его служить в Вознесенский храм в село Вознесенье Кашинского района, где отец Николай прослужил до своего последнего ареста. Он был арестован 16 февраля 1938 года и заключен в тюрьму в городе Кашине. В самый день его ареста был допрошен дежурный свидетель, родом из села Вознесенье, который показал: «В ноябре 1937 года на территории сельсовета священник организовывал и проводил кружковые нелегальные занятия с активными церковницами женщинами, читал им религиозную литературу, призывал их не ходить на собрания сельсоветов и колхозов по проработке положения о выборах в Верховный Совет. В июле 1936 года при размещении государственного займа среди населения я вызвал в сельсовет попа Морковина и, как председатель сельсовета, предложил ему подписаться на государственный заем. Морковин подписаться отказался и сказал: “Распространяйте его среди колхозников, а я подписывать не буду. Меня и без займа ограбила советская власть, сделала нищим”. Стараясь разъяснить ему неправильность его взглядов, я сказал, что по новой конституции СССР все граждане являются равноправными, а поэтому и вы можете принять участие в подписке на заем. На это Морковин мне ответил: “О равноправии сейчас говорить рано. Советская власть издает законы не для проведения в жизнь, а для обмана населения. Я в вашу конституцию не верю”» Игумен Дамаскин (Орловский)
Родился в 1889 году в селе Ильгоши Бежецкий района Тверской области. Служил священником в селе Вознесение Кашинского района Калининской области. Арестован в 15 февраля 1938 года в селе Вознесение, 26 февраля осужден тройкой при УНКВД по Калининской обл. за "антисоветскую деятельность", приговорен к расстрелу. Причислен к лику святых новомучеников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания. Литература и документы
Использованные материалы
СВЯЩЕННОМУЧЕНИК АЛЕКСИЙ НИКИТСКИЙ Память 15 / 28 февраля, в Соборах новомучеников и исповедников Церкви Русской и в Бутовских новомучеников Родился 6 / 19 марта 1891 года в селе Михалево Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Михаила Никитского. Окончил Московское Донское духовное училище и в 1912 году Московскую духовную семинарию, после чего стал учителем начальной школы в Балашихе. 5 / 18 декабря 1913 года он был рукоположен во священника к храму Рождества Христова в селе Михалево, на место умершего отца. В начале 1918 года был призван в тыловое ополчение Красной армии. Он служил рядовым в городе Бронницы при губернском конском запасе. Его обязанностью было ухаживать за лошадьми. Потом отца Алексия перевели в строительный отряд, где он работал конторщиком. После этого он работал телефонистом в Управлении по снабжению воздушного флота, располагавшемся на Ходынке в Москве. В 1921 году после демобилизации подал прошение в Московскую епархию о назначении на приход священником. В марте 1922 года он был определён священником к Троицкому храму в посёлке Удельная Раменского района, где и прослужил до дня ареста. В 1929 году у отца Алексия, как лишённого избирательных прав, отняли дом. Притеснение служителей Церкви со стороны советской власти в это время выражалось и в непосильном налоге как на них самих, так и на общины, которые должны были платить налог за использование здания церкви. Сумма налогообложений была такой высокой, что выплатить её стоило большого труда и самопожертвования. И священноначалие, и рядовые пастыри писали заявления с протестом против фактического ограбления верующих. Делали такие заявления и служители Троицкой церкви в посёлке Удельная. Одно из таких заявлений они написали в 1937 году после того, как районный финансовый отдел в несколько раз по сравнению с предыдущим годом увеличил налог с дохода причта. Сотрудники НКВД произвели негласное следствие в отношении священнослужителей Троицкого храма, результатом чего стал арест священника Алексия Никитского и диакона Симеона Кулямина, который произошёл 26 января 1938 года. Первый раз следователь допросил отца Алексия 30 января. На следующий день допрос был продолжен. – Где вы писали ваше заявление о снижении налога и какую цель вы преследовали данным заявлением? – спросил следователь. – Я данное заявление о снижении налога писал сам лично у себя на квартире в 1937 году. После я это заявление принес в церковь, где к нему, после окончания службы, подписались Львов, Жуков и Кулямин, подписывались они в алтаре. Цели у нас никакой не было, но мы в заявлении просили только снизить нам налог, каковой нам не под силу было внести. Данное заявление мы писали согласно указанию районного финансового инспектора Панкова. – Следствию известно, что вы 2 мая 1937 года собирались на квартире митрополита Чичагова, где обсуждали контрреволюционные вопросы. Какие вопросы вы обсуждали и с кем? – Я действительно 2 мая 1937 года был на квартире митрополита Серафима в посёлке Удельная, но я был им приглашен, чтобы отслужить молебен… после молебна я выпил стакан чаю, и мы все из квартиры Чичагова ушли по своим квартирам. Митрополит Серафим на Рождество и Пасху всегда приглашал нас отслужить у него на квартире молебен, так как по старости посещать церковь он не может… я никакую контрреволюционную агитацию среди верующих против мероприятий советской власти не вел и против налогов и займов не выступал… в предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю… Я, будучи священником удельнинской церкви, только выполнял свои обязанности как священник. – Следствию известно, что вы вместе с диаконом Куляминым вели агитацию среди верующих за незакрытие церквей. – Я никакой с диаконом Куляминым агитации среди верующих не вел и в отношении незакрытия церквей вопрос нигде не ставил и ни с кем не говорил и не обсуждал. Все время непродолжительного следствия арестованные священник и диакон провели в Таганской тюрьме в Москве. 16 февраля 1938 года тройка НКВД по Московской области приговорила их к расстрелу за "контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет, распространение слухов о закрытии церквей и арестах духовенства". 28 февраля 1938 года священник Алексий Никитский и диакон Симеон Кулямин были расстреляны на полигоне Бутово под Москвой и погребены в безвестной общей могиле. Перед расстрелом в этот же день фотограф Таганской тюрьмы сфотографировал их, чтобы при проводимых в это время массовых расстрелах палач не ошибся. Причислен к лику святых новомучеников Российских постановлением Священного Синода 12 марта 2002 года для общецерковного почитания. Использованные материалы МОРКОВИН НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Морковин Николай Петрович (1889 - 1938), священник, священномученик. Родился в 1889 году в селе Ильгоши Бежецкий района Тверской области. Служил священником в селе Вознесение Кашинского района Калининской области. Арестован в 15 февраля 1938 года в селе Вознесение, 26 февраля осужден тройкой при УНКВД по Калининской обл. за "антисоветскую деятельность", приговорен к расстрелу. Причислен к лику святых новомучеников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года для общецерковного почитания. Литература и документы Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, 12-16 августа 2000г. Книга памяти жертв политических репрессий Калининской области. Мартиролог 1937-1938. Т.1. Тверь: "Альба", 2000. С.300. Список реабилитированных клириков и мирян Калининской обл. Архив УФСБ по Тверской области. Список репрессированных священников Тверской области Использованные материалы http://www.pstbi.ru/bin/db.exe/no_dbpath/nopanel/ans/nm/?TYZ...lAnU ДРЕВО - открытая православная энциклопедия: http://drevo.pravbeseda.ru О проекте | Хронология | Календарь | Клиент Православная энциклопедия Древо. 2012 Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое МОРКОВИН НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:
(Пятаев Михаил Максимович, Куминов Иван Иванович, +28.02.1930) Священномученик Михаил родился в 1891 году в селе Мачкасы Кузнецкого округа Пензенской губернии в семье крестьянина Максима Пятаева. Окончив сельскую школу, он учился в Москве, а затем переехал в Саратов, где преподавал русский язык и литературу. В Саратове он познакомился со своей будущей женой Евфросинией Фроловной. Она происходила из рода саратовских купцов Ивановых, которые имели баржи и возили товары по Волге. Отец Евфросинии был правил строгих, образование дал только сыновьям, а дочерей приучал к домашней работе, полагая, что для них лучше будет как следует научиться воспитывать детей и вести хозяйство. В то время императорское правительство, развивая реформы премьер-министра Столыпина, весьма энергично занималось вопросами переселения русских крестьян на восток, на малозаселенные земли Сибири. Вместе с крестьянами в Сибирь переезжали священники, учителя, врачи и ремесленники. Всем изъявившим желание переселиться правительство оказывало материальную помощь. Так Михаил Пятаев с семьей оказался в городе Омске. Первое время он продолжал преподавать, но затем принял решение посвятить свою жизнь служению Господу. В 1917 году Михаил Максимович поступил псаломщиком в Крестовоздвиженский собор города Омска, чтобы впоследствии, если на то будет воля Божия, быть рукоположенным и в сан священника. Началась беспощадная гражданская война. В 1918 году город заняли красные. Отступники от веры, красногвардейцы, въехали в собор на лошадях и принялись крушить все, что попадалось под руку. Вскоре после этих событий в этом соборе в 1918 году архиепископ Сильвестр (Ольшевский) рукоположил Михаила Максимовича в сан диакона. До 1921 года диакон Михаил служил в Омске, а затем попросил правящего архиерея перевести его на службу в село, так как с большой семьей ему стало трудно здесь прокормиться, и он был переведен в Богоявленский храм села Малокрасноярка. Место было глухое, отдаленное от больших городов и железных дорог, но люди здесь были благочестивы и богаты; в самом селе жили несколько купеческих семей. Перед приходом в село красногвардейцев главы семейств уехали, чтобы не подвергнуться расправе. Из всех купцов остался дома только Василий Севастьянов. Многие советовали и ему скрыться, но он отвечал: «Зачем я буду бежать из своего родного села!» Занявшие село красногвардейцы арестовали его, поставили перед ним его жену и детей и на их глазах отрубили Василию голову на плахе. В 1923 году диакон Михаил Пятаев был рукоположен во священника. Отец Михаил с большой любовью относился к своему приходу. Для бедняков он совершал крещения, венчания, отпевания бесплатно. Люди стали ездить к нему из других приходов – и не столько уже из-за бесплатных треб, сколько потому, что полюбился им ревностный и образованный пастырь, который всегда был готов прийти на помощь всякому страждущему. Если кто из прихожан побогаче жертвовал, он отдавал эти приношения беднякам. Многие из нищей братии находили у него поддержку и пропитание. Для этой цели он сам ловил рыбу и большую ее часть раздавал беднякам и нищим. Однажды, наловив рыбы, он заморозил ее, сложил в мешок и поставил его в сенях. Вдруг слышит – из сеней доносится какой-то подозрительный шум. Выйдя, отец Михаил увидел, что двое нищих, утащив мешок, дерутся за рыбу. Застигнутые врасплох, они испугались, и один из них сказал: – Отец Михаил, прости. Священник завел нищих в комнату и сказал жене: Евфросиния Фроловна поставила на стол щи, другую еду и накормила их. Священномученик Иоанн родился в 1865 году в селе Куликовском Тюкалинского округа Тобольской губернии в семье крестьянина Ивана Куминова. В 1877 году семья переехала в Омск. Здесь Иван Иванович окончил учительскую семинарию и, пройдя испытание при Омской классической гимназии, был назначен инспектором народных училищ Тарского округа. В этой должности он прослужил до 1922 года, когда был рукоположен во священника. Служил отец Иоанн в храмах Омской епархии, в 1928 году он был направлен в Богоявленский храм в село Малокрасноярку. Подошел к концу 1929 год. В Сибири началась коллективизация и связанные с нею аресты и высылка крестьянских семей, а вместе с ними и аресты духовенства. Всего семь лет прошло со времени изъятия церковных ценностей в 1922 году, а уже поднималось новое гонение на Церковь. В начале 1930 года в канцелярию Малокраснояркского районного административного отдела пришел староста Богоявленского храма Петр Бородин и принес прошение – разрешить крестный ход на «иордань» 19 января в праздник Крещения Господня, как это бывало всегда. Заявление было написано не по форме. Делопроизводитель районного административного отдела дал образец, как должно быть написано подобное заявление. – Я в этом деле ничего не понимаю, – сказал Бородин, – пусть приходит священник. Через некоторое время в канцелярию пришел отец Михаил. Делопроизводитель объяснил священнику, как пишутся подобные заявления в соответствии с инструкцией, опубликованной в бюллетене НКВД. – Дайте мне этот бюллетень, чтобы переписать инструкцию о правах и обязанностях религиозных объединений, чтобы нам руководствоваться законом, – попросил отец Михаил. – Если сумеете быстро заполнить, то подайте их для перерегистрации общины к 10 января, – сказал делопроизводитель. Отец Михаил стал просить присутствовавшего при разговоре начальника административного отдела, чтобы тот разрешил провести 5 января собрание членов общины для перевыборов. Начальник дал согласие и сам вызвался сообщить в сельсовет, чтобы оттуда прислали на собрание своего представителя. – А как быть, если члены сельсовета будут препятствовать проведению общего собрания, которое разрешено постановлением ВЦИК? – спросил священник. В тот же день часа через три отец Михаил вернул бюллетень, сказав, что инструкцию переписал, а все остальные постановления ВЦИК, опубликованные в газетах, ему хорошо известны. 3 января к Дорофею Гришманову, бывшему когда-то членом церковного совета, пришел Тимофей Мелехов и принес списки верующих для перерегистрации общины, сказав, что их дал ему отец Михаил. Мелехов предложил взять кого-нибудь пограмотней из твердо верующих и обойти со списком село. Вместо этого Гришманов пошел в сельсовет и заявил о том, что 3 января в село Большеречье ночью приезжал священник Михаил Пятаев и без ведома сельсовета послал граждан для производства какой-то регистрации. 5 января членами сельсовета в соответствии с этим сообщением был составлен акт: «Усматривая поповские ночные визиты подозрительными в связи с коллективизацией, а также без ведома сельсовета, постановили составить настоящий акт для передачи в административный отдел на предмет расследования и привлечения к ответственности». Праздничное Рождественское богослужение в Богоявленском храме совершал священник Иоанн Куминов, а отец Михаил регентовал на клиросе. По окончании литургии отец Иоанн произнес проповедь, в которой, в частности, призвал молодых людей и их родителей чаще посещать церковь и молиться Богу. «Посылайте своих детей в церковь, и пусть они там молятся Богу. Не слушайте, кто вам что говорит, вас и так задавили непосильными налогами и теперь агитируют и хотят ввести в заблуждение». Услышав эти слова, отец Михаил почувствовал, что может произойти недоброе. В обстановке гонений власти за одно неосторожное слово могли арестовать священников и закрыть церковь. Наверняка в храме есть люди, которые приукрасят и разнесут по селу это слово. Так оно и случилось. Прихожанка Дарья Баркова, выйдя из храма, стала всем говорить, будто отец Иоанн произнес антисоветскую проповедь, сказал, что «вас советская власть задавила непосильными налогами, вас одурманивают, ваших детей не пускают в церковь и в школах не учат божественному, не верьте, что вам говорят советские работники, они вам затуманивают головы». Женщины убеждали ее не распускать по селу подобных слухов, иначе священников могут арестовать, но та не унималась. Впоследствии, вызванная на допрос, она лжесвидетельствовала о священнике, сказав, что «Куминов систематически занимается антисоветской агитацией». После праздника Рождества уполномоченный ОГПУ принялся допрашивать крестьян. Большинство из них отказались лгать на священников. Показания давали председатели сельсовета и колхоза и их жены. Отец Михаил по всему видел, что власти собираются его арестовать. У него был друг детства, который работал в московской милиции. Когда новая власть прочно утвердилась как власть антихристианская, преследующая Православную Церковь, он написал священнику: «Михаил, мне очень жаль... ты был учителем, а теперь стал священником. Не подумай дурного, я тебе это говорю не потому, что плохо отношусь к духовенству, но сейчас неподходящее для священнослужителей время. Я тебе предлагаю приехать в Москву и снова поступить на работу учителем. Я помогу тебе устроиться на работу и найти жилье». За два дня до ареста священника его жена, Евфросиния, напомнила ему об этом письме и сказала: – Давай-ка собирайся и уезжай. Тебе написал тогда твой друг, послушайся теперь его совета. – Нет, Евфросиния, – сказал отец Михаил, – я никуда не уеду, я дал присягу. Как я могу изменить Богу и народу? Никогда! Я знаю, что иду на верную смерть, но такова воля Божия! А ты детей всех вырастишь и с Божьей помощью воспитаешь, никого не растеряешь. – А детей-то сколько!.. – всплеснула руками жена. (В это время у отца Михаила и Евфросинии Фроловны было семеро детей, восьмой ребенок – дочь Юлия – родилась уже после расстрела отца). Священников арестовали вскоре после праздника Рождества Христова и отправили в тюрьму в город Каинск. В тюрьме подследственных жестоко пытали. У живых людей клещами вырывали зубы с золотыми коронками, беспощадно били, так что у многих заключенных были выбиты все зубы и поломаны ребра. Следователь ОГПУ на допросах безжалостно избивал священников, а однажды с издевкой приказал надзирателям вылить на отца Михаила содержимое параши. Однако, несмотря на мучения, пастыри отказались лжесвидетельствовать, как того требовал следователь, заставлявший их подписаться под показаниями, что священники и члены церковного совета занимались организацией крестьян на борьбу с колхозами и советской властью. Отец Михаил, отвечая на вопросы следователя, сказал: «В селе Малокрасноярка я служу с 1921 года. Сначала был диаконом, а с 1923 года был рукоположен в священника... Второй священник, Иоанн Куминов, служит с 1928 года. За время моей с Куминовым службы мы нигде и ни в чем противозаконном не участвовали. Исполняли только свой религиозный долг... Во время богослужений я проповедовал исключительно по Божественному Писанию. Священник Куминов проповедует чаще, но также только по духовным книгам, а о власти и о проводимых ею мероприятиях никогда не говорит. Он просто призывал молящихся и молодежь по-христиански молиться Богу и находить время для этого, ходить по праздникам в церковь». Священник Иоанн Куминов на допросе сказал: «В Рождественский праздник мной была сказана в церкви проповедь верующим, которая была посвящена исключительно Рождеству Христа, но к этому было добавлено о трезвой жизни верующих, о том, чтобы они чаще ходили в церковь. Как мы смотрим по-христиански – шесть дней работай, а седьмой посвящается Богу. В конце проповеди я призывал повиноваться законам; каких-либо антисоветских высказываний я не допускал... Против коллективизации нигде никому ничего не говорил». 7 февраля 1930 года заключенных священников ознакомили с постановлением о предъявлении обвинения. В нем было написано: «Означенные граждане изобличаются в том, что на почве органической ненависти к советской власти, ее мероприятиям, проводимым на селе, и используя свое положение священнослужителей Пятаев и Куминов использовали религиозные предрассудки несознательного крестьянства и при поддержке зажиточной части деревни проводили контрреволюционную деятельность на срыв мероприятий, запугивая крестьян провокационными слухами о близком падении советской власти, якобы на основании “Писания Божия”. В конце декабря 1929 года на общем собрании граждан единогласно было принято – записаться в коллектив. Член группы, священник Пятаев, на второй день обходом индивидуально каждого хозяйства проводит якобы запись в общество верующих, между тем как следствием установлено – последний проводил агитацию против сплошной коллективизации села». Прочитав обвинение, отец Михаил написал: «Виновным себя не признаю. Был в объезде сел в течение двух суток. Списки на запись верующих составлял по словесному распоряжению милиции для перерегистрации церковной общины. К отцу Иоанну Куминову ездил на квартиру только по своим церковным делам». Священник Иоанн Куминов, прочитав обвинение, написал: «Виновным по предъявленному мне обвинению себя не признаю. Дополняю, что накануне ареста слышал разговор про Баркову, которая говорила в отношении проповеди, что я говорил в ней законам не подчиняться и власть не признавать, а я говорил наоборот. Не знаю, из чего исходила Дарья Баркова, искажая мою проповедь, так как церковь она посещала...» 21 февраля тройка ОГПУ приговорила священников Михаила Пятаева и Иоанна Куминова к расстрелу, а их семьи к ссылке на север. 28 февраля отцу Михаилу дали свидание со старшей дочерью Анной, приехавшей в Каинск. Свидание было через решетку. Священник попросил: Она протянула ему через решетку косу, и вся коса у нее была потом мокрая от слез. В эту ночь Анна увидела во сне, как Божия Матерь причащает из золотого потира отца Михаила. Проснулась она с мыслью, что отец будет освобожден. Радостная поспешила она в тюрьму с передачей. – Пятаев? – переспросил надзиратель. – Да он сегодня ночью расстрелян. Священники Михаил Пятаев и Иоанн Куминов были расстреляны 28 февраля 1930 года и погребены в безвестной общей могиле в городе Каинске. о. Михаил Пятаев, о. Иоанн Куминов. Священномученика иерея Николая(Морковин Николай Петрович, +28.02.1938) Священномученик Николай родился 15 мая 1889 года в селе Ильгощи Кашинского уезда Тверской губернии в семье псаломщика Петра Морковина. В 1913 году он окончил Тверскую Духовную семинарию и женился на девице Марии. Впоследствии у них родилось шестеро детей. В 1913 году Николай Петрович был рукоположен во священника ко храму в селе Петровском Кимрского уезда, затем, уже после революции, он был переведен ко храму в селе Лосево Горицкого района. В 1929 году священник с женой были арестованы по обвинению в отказе «от выполнения... общегосударственных заданий» и в сопротивлении «представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей» и отправлены в ссылку в Вологодскую область. Отец Николай так описал все происшедшее в письме к брату-священнику: «Непрерывная и усиленная работа ради насущного хлеба для себя и деток-сирот сильно пошатнула мое былое богатырское здоровье. Но благодарим Господа Бога, что наши страдания и старания поддержать многочисленную семью были не напрасны. Наша защита от холода и голода семьи имела благие последствия, каковые вы увидите из нижеследующих строк сего письма. Экстренная постройка своего небольшого дома 8 на 8 аршин с двором, омшаника и бани, обучение двух старших дочерей Юлии и Нины в городе Кашине в школе 2-й ступени, усиленные налоги и недород хлеба из-за недостатка удобрения от одной только лошади (единственную корову пришлось продать, и два года были при такой многочисленной семье без коровы) привели нас к несостоятельности уплатить большие налоги, что и привело к задолженности государству. Ясно, что за дом было взято и продано все движимое имущество, вплоть до поросенка, единственной живой вещи для питания без коровы. Обнищание заставило взять из школы 2-й ступени сначала старшую дочь Юлию, а затем вторую, Нину, не доучив по году, то есть они прошли восемь групп. И вот в последний год моего жительства на родине я решил посеять побольше льняного семени и им заплатить в недостаток хлеба. Вот это-то семя и было роковым для нас. Оно попало под опись и подлежало по закону изъятию за недоимок, чего мы не предполагали. При этом попала под опись и моя зимняя ватная ряска, единственная надежда дочерей на пальто. Вот эти-то вещи мы с женой и решили не отдавать ради защиты детей. Я-то определенно шел на это, ибо меня заранее и давно приговорили к аресту. Маня же не предполагала, что с ней так поступят и оторвут ее от шести детей. Но в действительности оказалось не то. На первых порах была картина ужасная, но впоследствии картина изменилась в лучшую сторону. Мой личный трагизм пастырской деятельности и тот материально-социальный лабиринт, какой переживает современный лишенец при многочисленной семье, решился сам по себе. Отсутствие родителей-лишенцев повлияло в лучшую сторону для детей. Старшая дочь Юлия восстанавливается в правах голоса. Все имущество и земля целиком остаются за детьми, и в заключение они причисляются к беднякам. И для меня присутствие жены на первых порах необходимо, как для человека, не бывавшего в жизненных перевертках. И так я и жена попали за неуплату налога и неотдачу описанного имущества. У нас было два суда. Первый суд осудил меня на шесть месяцев ссылки, а Маню на шесть месяцев принудительных работ, а второй меня – на пять лет, а жену – на два года ссылки. Я арестован с первого суда, то есть 1 ноября, а жена со второго суда, когда я сидел в тюрьме города Кашина, где она меня и догнала. Из Кашина до Москвы ехали в одном вагоне. В Москве были четверо суток, а потом ехали на машине до Котласа. В Кашине мы были назначены в разные районы...» Первое время отец Николай и его супруга находились в разных концах Вологодской области, что угнетало обоих. Опытные люди научили их, как написать начальству, чтобы добиться разрешения отбывать ссылку вместе. Первые хлопоты не увенчались успехом, и отец Николай решил подать заявление начальнику милиции в Великом Устюге о переводе жены к нему и отправился на почту, чтобы купить бумагу и конверты. Когда он вышел с почты, то услышал, что, как ему показалось, как бы во сне кто его кличет: «Коля, Коля». Он обернулся и не поверил глазам – это была его жена Мария. Оказывается, она уже давно искала его и прошла со всеми вещами более ста пятидесяти верст пешком, и вот встретила его на улице. Отец Николай писал своему старшему брату-священнику, отцу Леониду, и его супруге Елене: «Дорогой брат-крестный и Лена, здравствуйте! Письмо ваше мы получили 9 октября сего года, которому я был так рад, что не мог удержаться от слез, заплакал. Его я получил, придя только что из Пинюга в барак, без Мани, она осталась в Пинюге получить свой инвалидный паек (15 фунтов муки на месяц). От избытка чувств и мыслей не знаю, что вам и писать. Начну с того, что я потерял надежду иметь хотя письменную связь со своими кровными родными, и в том числе и с тобой, дорогой крестный. Больше этого, стал иметь обиду за то, что все родные меня забыли за время нашего пребывания на чужбине, ни от кого строчки-весточки. По приезде моем на чужбину, когда еще с Маней находились врозь, без копейки денег и куска хлеба, я писал всем родным, знакомым и своим духовным чадам воззвания о материальной и моральной поддержке, но в ответ на мой буквально вопль ни от кого ничего... Из первых строк твоего письма видно, что ты от меня писем не получал и истинного положения моих дел не знаешь. Кончается срок отбывания на чужбине не мой, а Мани, а мне еще нужно отбывать три года, так что, дорогой крестный, бывают такие грустные минуты, что теряешь надежду, что вернешься домой и увидишь своих бедных деток-сирот, и такие тяжелые минуты стали часто повторяться ввиду близкого отъезда домой истинного содруга в жизни, Мани, которой нужно честь отдать, что крест свой перенесла почти безболезненно. Она жива, здорова и в полном разуме и памяти, только лишь получила болезнь “порок сердца”, по признанию медиков. Лично я думал, что она не перенесет такой, кажется по нашему человеческому разумению, тяжелый крест, но тут к месту слова Святого Писания, что каждому верующему в Него, то есть в Бога, крест дается по силам и каждому человеку, имеющему веру хотя с зерно горчичное, все возможно. Вот как раз она-то, благодаря Божьему Промыслу о нас и добрым людям, искру еще сохранила... Скажу пока немного о себе. Мы, я и Маня, живем вместе. Она осуждена на два года, а я на пять лет. За все время моего пребывания на чужбине я прошел следующие специальности: семь месяцев ремонтного рабочего на пути железной дороги, полгода лесорубом, пять месяцев счетовод и второй месяц опять лесоруб. Живем в настоящее время в лесу в предбаннике, в девяти верстах от станции Пинюг. Пилим с Маней двухметровые дрова для углежжения. Зарабатываем рубля два-три в день, продовольствие получаем по 3-й категории, то есть 1 рубль 70 копеек выработки. Выдают кило двести печеного хлеба, круп 120 грамм и сахару 18 грамм... В общем, пока работать можно и кормиться... Прости меня, дорогой крестный, за мою обиду на тебя, что ты забыл в трудную минуту. Теперь я стал богач, но не тем преходящим, что гниет и тлеет, а тем, что остается смертным до гробовой доски, то есть богатством жизни духовной. За время пребывания в исправительных домах и чужбине приходилось самоуглубляться и искать причину страданий, и я всегда приходил к заключению, что причина – это наше “я”. Вот со слезами на глазах кончаю сие письмо... Дорогие родные брат-крестный с Леной и племянничек Вася с женой, здравствуйте! Крестный, твое письмо второе я получил 2 января 1932 года, за которое весьма благодарю... От души жалею брата Шуру и его супругу с семьей. Но, чтобы смягчить чувство грусти о переживаемом и этим самым поддержать дух бодрости, из своего личного опыта обращаю свой взор на общий… плач и рыдания ныне живущих на Руси граждан, даже вольных. Наше личное горе и потеря большей части материальных благ есть капля бушующего житейского моря. А в таком случае более чем когда-либо сознаешь необходимость верного крепкого корабля – это веры в Промысл Божий, ведущий нас ко спасению, сознанию нашей предыдущей прежней жизни. И вот когда проанализируешь свою прошедшую жизнь, в особенности в сане иерея Божия, то приходишь к заключению, что это по делам нашим. Жалею брата Шуру больше и потому, что его здоровье слабо, но, с другой стороны, утешаешься тем, что у него, как говорится, золотые руки, то есть он знаком с некоторыми ремеслами, как-то: столярничество и тому подобное. А это в ссылке весьма важно. Некоторые в ссылке устраиваются не хуже, чем дома. Нам, служителям культа (оставшимся верными ему), только везде презрение, хотя и нужда в технических работниках. Мои товарищи по работе в конторе по счетоводству давно получают уже по 100 рублей жалованья, а я, как верный страж Церкви Христовой, перекидываюсь с одной работы на другую. Но все-таки имел возможность уделять малую толику и своим деткам. Я вполне убедился, что “Бог сира и вдову приемлет”. Им Бог дал разум жить самостоятельно. По последним письмам известно, что две дочери, Юля и Нина, в школьных работниках, а старший сын Николай, пятнадцати лет, остался дома за хозяина и хозяйку: сам все делает, стряпает и прочее. Интересно, какое правовое положение будет Манино? Домой она отправилась 19 декабря, в самый Николин день в шесть часов вечера... Теперь она уже дома, в своем родном уголке, среди деток. Как она сейчас счастлива!.. Теперь я один, и не успела уехать Маня, как перемена – с месячного оклада сняли и назначили возчиком лесоматериала. Работа сдельная, с кубометра. Расценки дешевые, не больше рубля в день. С отъездом Мани деньгами издержался, даже влез в долги. А как раз сейчас возчиков снабжают всем необходимым: бельем, одеждой и обувью. Нужно выкупать, а денег нет. Дорогой крестный и племянничек Вася, если это возможно для вас, то пришлите, сколько можете, деньжонок, хотя даже взаимообразно, до летнего сезона, когда заработок бывает больше. Письмо я получил вечером, а пишу ночью и спешу, а поэтому пишу небрежно, а потому прости. После работы на холоде сон одолевает... Крестник Николай Дорогой братец-крестный Леня и племянничек Вася со чадами, здравствуйте! Посылку и письмо получил, за что приношу глубокую благодарность. Дорогой крестный, как дорога, как ценна твоя, сознаю, может и не по силам, помощь материальная, а также весточка от кровно родного человека в чужом краю, если бы ты знал! Я даже не знаю, чем, когда и буду ли иметь возможность тебя отблагодарить. Живу в очень неблагополучном положении, а в особенности в гигиеническом. Живу в бараке на верхних нарах. Людно, грязно, темно и заработок неважный, около одного рубля в день. Продовольствие по заработку, а поэтому питание скудное. В настоящее время есть еще немного картофеля, а то один, один и один хлеб и тот в недостаточном количестве. Из дома что-то давно нет никаких известий. Почему, не знаю. Одно письмо Маня прислала только что по приезде домой. Вожу сейчас лес на станцию Пинюг. Работа не тяжела, но не интересна в оплате труда. Погода сейчас здесь морозная. Морозы выше 30 градусов, но здесь они не так страшны, как у нас, ибо лесно...» По окончании срока ссылки в августе 1933 года, отец Николай вернулся в Тверскую область. Архиепископ Тверской Фаддей (Успенский) направил его служить в Вознесенский храм в село Вознесенье Кашинского района, где отец Николай прослужил до своего последнего ареста. Он был арестован 16 февраля 1938 года и заключен в тюрьму в городе Кашине. В самый день его ареста был допрошен дежурный свидетель, родом из села Вознесенье, который показал: «В ноябре 1937 года на территории сельсовета священник организовывал и проводил кружковые нелегальные занятия с активными церковницами женщинами, читал им религиозную литературу, призывал их не ходить на собрания сельсоветов и колхозов по проработке положения о выборах в Верховный Совет. В июле 1936 года при размещении государственного займа среди населения я вызвал в сельсовет попа Морковина и, как председатель сельсовета, предложил ему подписаться на государственный заем. Морковин подписаться отказался и сказал: “Распространяйте его среди колхозников, а я подписывать не буду. Меня и без займа ограбила советская власть, сделала нищим”. Стараясь разъяснить ему неправильность его взглядов, я сказал, что по новой конституции СССР все граждане являются равноправными, а поэтому и вы можете принять участие в подписке на заем. На это Морковин мне ответил: “О равноправии сейчас говорить рано. Советская власть издает законы не для проведения в жизнь, а для обмана населения. Я в вашу конституцию не верю”». – Вы обвиняетесь в систематическом проведении вами среди колхозников контрреволюционной агитации, в сознательном противодействии проработке и изучению новой сталинской конституции СССР и положения о выборах в Верховный Совет СССР. Признаете себя в этом виновным? На этом допросы и само следствие были закончены. 26 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Николая к расстрелу. Священник Николай Морковин был расстрелян 28 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле. По материалам сайта Регионального Общественного Фонда ПАМЯТЬ МУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ. Страница новомученика в Базе данных ПСТГУ: о. Николай Морковин. Священномучеников иерея Алексия и диакона Симеона(Никитский Алексей Михайлович, Кулямин Семен Федорович, +28.02.1938) Священномученики Алексий и Симеон служили – один священником, а другой диаконом – в Троицкой церкви в поселке Удельное Раменского района Московской области и были арестованы во время беспощадных гонений на Русскую Православную Церковь в 1937–1938 годах. Священномученик Алексий родился 6 марта 1891 года в селе Михалево Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника, служившего в храме Рождества Христова, Михаила Павловича Никитского. В 1902 году Алексей окончил земскую трехклассную школу в Михалеве, в 1906 году – Донское духовное училище, а в 1912 году – Московскую Духовную семинарию и был назначен учителем второклассной школы при фабрике на станции Балашиха Нижегородской железной дороги. В 1913 году скончался его отец, и в 1914 году Алексей Михайлович был рукоположен во священника на его место ко храму Рождества Христова в селе Михалеве. С приходом советской власти отец Алексий был мобилизован в тыловое ополчение Красной армии и отправлен в Бронницы в конный корпус, где его обязанностью было следить за лошадьми. Затем он был определен на должность конторщика в строительный отряд, а позже – телефонистом на Ходынку, где было расположено тогда управление по снабжению воздушного флота. В 1921 году отец Алексий был демобилизован и подал прошение архиерею о принятии его священником в Московскую епархию, и с марта 1922 года стал служить в Троицком храме в поселке Удельное. В 1929 году власти потребовали от священника, как лишенца, оставить дом, в котором он жил, и ему пришлось переселиться в поселок Быково к дочери, а в его доме поселили восемнадцатилетнюю женщину с мужем. Через несколько дней после того, как священнику было приказано выселиться из дома, он зашел на свой бывший участок, выкопал куст жасмина и посадил на участке дочери, у которой теперь жил, что было впоследствии ему поставлено в вину. Священномученик Симеон родился 1 сентября 1874 года в селе Ротмирово Владимирского уезда Владимирской губернии (После революции Собинский район Ивановской области) в семье крестьянина Федора Кулямина; одиннадцати лет Семен поступил на текстильную фабрику учеником, а затем около двадцати восьми лет работал садовником у фабриканта Лосева. В 1921 году он поступил псаломщиком в Троицкую церковь в поселке Удельное, а в 1925 году был рукоположен во диакона к этой церкви. В 1934 году в поселке стал жить ушедший по преклонному возрасту на покой митрополит Серафим (Чичагов), и весь причт Троицкой церкви в великие праздники приходил к нему домой служить молебны, поскольку сам владыка по состоянию здоровья не мог посещать храм. 20 ноября 1937 года митрополит Серафим был арестован и 11 декабря 1937 года расстрелян. 26 января 1938 года сотрудники НКВД арестовали священника Алексия Никитского и диакона Симеона Кулямина; они были заключены в Таганскую тюрьму в Москве, и их сразу же стали допрашивать. – Скажите, Никитский, с кем вы имеете знакомства и ваши связи со знакомыми? Были вызваны свидетели, которые дали показания, необходимые следователю, в частности, была допрошена хозяйка дома, принадлежавшего раньше священнику; она показала, что священник дня через три-четыре после того, как был из дома выселен, в отсутствие хозяев «поломал и выдрал всю зелень около нашей террасы, сделал он это с целью как бы мести нам и советской власти». Сразу же после ареста был допрошен и диакон Симеон. – Дайте подробные показания, в чем выражалась взаимная связь церковников поселка Удельное? – спросил его следователь. 7 февраля 1938 года следствие по обвинению священника и диакона было завершено, и 16 февраля 1938 года они были приговорены к расстрелу. Священник Алексий Никитский и диакон Симеон Кулямин были расстреляны 28 февраля 1938 года и погребены в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. По материалам сайта Регионального Общественного Фонда ПАМЯТЬ МУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ. Страницы новомучеников в Базе данных ПСТГУ: о. Алексий Никитский, о. диакон Симеон Кулямин. Священномученика иерея Алексия(Смирнов Алексей Петрович, +28.02.1938) Священномученик Алексий родился в 1867 году в селе Гремячево Веневского уезда Тульской губернии в семье псаломщика Петра Смирнова. Когда Алексею исполнилось семь лет, умер отец и его взял на воспитание дед, служивший псаломщиком в одном из храмов Москвы. В 1890 году Алексей Петрович окончил Московскую Духовную семинарию и был рукоположен во священника ко храму Рождества Христова в селе Филатово Лучинской волости Звенигородского уезда, здесь он прослужил сорок три года. Храм на этом месте был известен еще с древних времен и разорен в Смутное время. Последнее здание каменной церкви было построено в середине ХVIII столетия. В начале ХХ века усадьбой, расположенной рядом с храмом, владела Анна Тимофеевна Карпова, урожденная Морозова, вдова русского историка Геннадия Федоровича Карпова. Она была почетным членом Общества истории и древностей Российских и в память о муже учредила премию за лучшие исторические работы. Частым гостем в Филатове был художник Василий Поленов. Анна Тимофеевна совместно с братом, Сергеем Тимофеевичем Морозовым, директором Никольской мануфактуры и основателем Кустарного музея в Москве, выстроила школу, которую назвала именем своего отца. Таковы были соседи по селу и некоторые из прихожан отца Алексия. Незадолго перед арестом отец Алексий стал служить и в расположенном неподалеку храме в честь Казанской иконы Божией Матери в селе Глебово Истринского района. В 1924 году отец Алексий был награжден наперсным крестом, в 1929-м – возведен в сан протоиерея, в 1933-м – награжден крестом с украшениями. Местные власти попытались закрыть храм – поначалу с помощью «экономических» средств. В связи с этим 8 сентября 1928 года церковный совет храма обратился к верующим с письменной просьбой: «помочь нашему священнику в необходимом предмете, в хлебе, ввиду отказа ему в выдаче пайка, в самом необходимом для существования жизни. Граждане, просим помочь нашему священнику зерном ржи или мукой...» В январе 1937 года церковный совет в очередной раз обратился с просьбой к прихожанам: «Обращаемся к вам с просьбой пожертвовать от трех рублей и выше на свою мать – филатовскую церковь, так как на днях получили из Истринского РИКа два извещения на налог: земельная рента в сумме 140 рублей и страховка в сумме 246 рублей. Церковных денег нет на уплату налога такой большой суммы. Просим срочно оказать свое усердие, ибо срок платы короток, вносить 25 января 1937 года». Едва начался 1938 год, как отцу Алексию предложили уплатить следующий налог, причем на год вперед, и священник обратился с письмом к прихожанам: «Дорогие прихожане... Извещаю вас, что меня на 1938 год обложили культурным и подоходным налогом в сумме пять тысяч восемьсот пять рублей... Прошу, добрые граждане, оказать помощь в сумме пяти рублей с домохозяина». 4 февраля 1938 года сотрудники НКВД, собираясь арестовать священника, допросили свидетелей, и те показали о нем: «Антисоветский человек! Среди населения ведет разговор против советской власти. Ходит по домам, собирает подати для уплаты налога за 1938 год. Ведет агитацию, что советская власть разрешила религию... а... церкви ломают, превращают их неизвестно во что. Придет время, будет обратно религия, коммунистов не будет... Партия и правительство под руководством Сталина неправильно уничтожают религию, которая совершенно не мешает, сажают в тюрьмы невинных людей». 16 февраля 1938 год протоиерей Алексий был арестован и заключен в тюрьму в городе Волоколамске. – Кого вы знаете из бывших кулаков, попов, полиции, жандармов? – спросил его следователь. 23 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Алексия к расстрелу. Протоиерей Алексий Смирнов был расстрелян 28 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. По материалам сайта Регионального Общественного Фонда ПАМЯТЬ МУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ. о. Алексий Смирнов. Преподобномученика иеромонаха Петра(Козлов Павел Федорович, +28.02.1938) (даем информацию по Церковному Календарю, хотя в Базе указано, что правильнее считать, что монашеским именем новомученика было Павел, а мирским Петр) Преподобномученик Петр (в миру Павел Федорович Козлов) родился 24 июня 1879 года в деревне Зуево Зубцовского уезда Тверской губернии в семье крестьян Федора и Марии. Павел с детства мечтал стать монахом; по достижении двадцатилетнего возраста он оставил родителей, крестьянское хозяйство и поступил послушником в Нилову пустынь. Через некоторое время он принял постриг с именем Петр. В России произошла революция, началось время гонений, но монах Петр, выбрав крест церковного служения, пожелал стать священником и был рукоположен в сан иеромонаха. В середине двадцатых годов власти закрыли Нилову пустынь, и иеромонах Петр стал служить в приходском храме. В 1930 году, воспользовавшись тем, что он не смог вовремя уплатить налоги, власти приговорили его к пяти годам ссылки, которую он отбывал в городе Енисейске. Наученный в монастыре всякому делу, о. Петр зарабатывал на жизнь починкой сапог, пилкой и колкой дров. Чувствуя, что слабеет здоровьем, он подал властям заявление о сокращении срока ссылки по состоянию здоровья и по прошествии четырех лет получил разрешение вернуться на родину. В 1935 году владыка Фаддей направил его служить в храм села Борки Зубцовского района, где о. Петр прослужил до 19 февраля 1938 года, когда был арестован и заключен в тюрьму города Зубцова. В день ареста следователь допросил священника и секретаря сельсовета. Секретарь сельсовета показал, что священник рассказывал ему, каковы были условия заключения, о том, что в лагере процветает воровство и что кормят заключенных очистками от картофеля. В 1937 году при уплате налогов за церковь он говорил, что большевики берут налоги и с колхозников, и с церкви, хотя говорят, что Церковь отделена от государства. Говорят одно, а делают другое. Говорил, что раньше крестьяне работали на барина, а сейчас хуже чем барщина: колхознику не дают отдохнуть, он работает целый день, а получать ничего не получает. На допросе следователь спросил иеромонаха Петра: Следствию известно, что вы систематически занимались контрреволюционной антисоветской агитацией среди населения, направленной на подрыв экономической мощи колхозов и советской власти. Говорили, что жить теперь тяжело, все большевики забрали, налогами задавили и так далее. Признаете себя в этом виновным? На этом допрос был закончен, закончено и само следствие. 26 февраля Тройка НКВД приговорила иеромонаха Петра к расстрелу. Он был расстрелян через день - 28 февраля 1938 года. По материалам сайта Регионального Общественного Фонда ПАМЯТЬ МУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ. Страница новомученика в Базе данных ПСТГУ: иеромонах Петр (Козлов). Преподобномученицы Софии(Селиверстова София Панфиловна, +28.02.1938) Преподобномученица София родилась 17 сентября 1871 года в селе Изноира Сердобского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина Памфила Селиверстова. Когда Софии исполнилось десять лет, семью постигло несчастье – умерла мать, и отец девочки отдал ее в приют в селе Краюшкино, который существовал в то время при женской общине, преобразованной затем в монастырь. В приюте она прожила до двадцати лет, а затем уехала в Санкт-Петербург, поступила в прислуги и одновременно обучалась на дому рисованию. В этом искусстве София достигла заметных успехов. В 1898 году София встретилась со знакомой монахиней, которая к тому времени уже двадцать два года подвизалась в Страстном монастыре в Москве, и та порекомендовала ее монастырю. Здесь послушанием Софии стало обучение монахинь рисованию. В 1921 году София была лишена избирательных прав за то, что жила в монастыре, хотя и не была монахиней. Впоследствии, в 1933 году, она обратилась с жалобой во ВЦИК и была в правах восстановлена. В 1926 году Страстной монастырь был закрыт, и София с тремя монахинями отремонтировали себе под жилье подвальное помещение в доме на Тихвинской улице, где и прожили до ноября 1937 года, когда сотрудники НКВД арестовали монахинь. Хотели арестовать и Софию, но ее в это время не оказалось дома. В феврале 1938 года осведомители, жившие в этом же доме, направили в НКВД донесение, будто София говорила: «Честных тружеников большевики ссылают и всех пересажали по тюрьмам, а у руководства власти поставили мошенников и лодырей. Но это всё нам Бог послал за грехи. За нас теперь больше всех приходится страдать нашим защитникам – священникам, на которых сейчас идет гонение». Они написали, что такие контрреволюционные разговоры София ведет среди окружающих открыто и на одном из сборищ монахинь говорила: «Выпустили конституцию, в которой говорится, что совершение религиозных обрядов допускается свободно, а на самом деле нам теперь приходится собираться в подвальных помещениях, чтобы никто не знал». Вызванные на допрос осведомители подтвердили свои показания и в качестве свидетелей. 22 февраля 1938 года послушница София была арестована и заключена под стражу в 13-е отделение милиции города Москвы. На следующий день она была допрошена. – На одном из сборищ арестованных монахинь вы говорили, что честных тружеников большевики ссылают и всех пересажали по тюрьмам, а у руководства власти поставили мошенников и лодырей и что священникам приходится страдать, на них сейчас гонение. Признаете ли вы себя в этом виновной? – спросил следователь. На этом допрос был закончен. 25 февраля Тройка НКВД приговорила ее к расстрелу. Послушница София была расстреляна 28 февраля 1938 года и погребена в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой. По материалам сайта Регионального Общественного Фонда |
Читайте: |
---|
Популярное:
Чтение молитвы при освещенных сретенских свечах |
Новое
- Николая Чудотворца у Соломенной Сторожки
- Постный гороховый суп: рецепты и особенности приготовления Гороховый суп рецепт постный с картошкой
- Шейка свиная в духовке целым куском: лучшие рецепты приготовленияP
- Как приготовить тонкие блины на молоке
- Японская выпечка: описание, рецепты приготовления Японское печенье из фасоли: пошаговый рецепт
- Куриное филе в горшочках
- Хачапури на сковороде к завтраку – быстрый рецепт с творогом или сыром фото
- Вкусные низкокалорийные блюда для похудения
- Как варить овсяную кашу на молоке и воде
- Как пожарить сыр сулугуни на сковороде: основные рецепты